Новый аспект реализации кондикционных обязательств

В гражданском праве есть несколько институтов, в соответствии с правилами которых лицо, неосновательно получившее какую-либо имущественную выгоду, обязано возвратить её потерпевшей от такого приобретения стороне или иным образом возместить ей имущественный ущерб. Включающие такую обязанность правила содержат: институт недействительности сделок (§2 гл.9 ГК РФ), институт вещно-правовой защиты права собственности (гл.20 ГК РФ), институт ответственности за нарушение обязательств (гл.25 ГК РФ), институт обязательств из причинения вреда (гл.59 ГК РФ). Вместе с тем обязанность возврата неосновательно приобретённого (сбережённого) имущества является основным элементом содержания обязательства из неосновательного обогащения (кондикционного обязательства), регламентации которого посвящена глава 60 ГК РФ. Поэтому традиционно одной из основных проблем, связанных с институтом неосновательного обогащения, является проблема его соотношения с другими предусмотренными законом требованиями о взыскании имущества. Такие требования могут носить как вещно-, так и обязательственно-правовой характер и возникать в виде реституции (как последствие недействительности сделки), виндикации (как последствие нарушения вещного права), в виде возврата недолжно исполненного по договору (при ненадлежащем исполнении договора), в рамках деликтного иска (например, при возврате похищенного имущества).

История развития института кондикционных обязательств свидетельствует о постоянном стремлении теории и практики отграничить его от смежных гражданско-правовых институтов. Это, в частности, привело к тому, что в конце XIX в. в гражданском законодательстве многих стран различные случаи неосновательного обогащения были объединены в самостоятельный вид обязательств. Впервые это нашло своё отражение в Германском гражданском уложении 1896 года, затем было воспринято и закреплено в других более поздних кодификациях: в проекте Российского Гражданского уложения 1899 года, в Швейцарском обязательственном законе 1911 года, в Гражданском кодексе РСФСР 1922 года. Тот факт, что кондикционные обязательства вошли в систему отдельных видов обязательств, заняв место рядом с деликтными, безусловно, стало шагом вперёд. Однако проблема их отграничения от смежных институтов, тем не менее, не была решена в связи с отсутствием в законодательстве достаточных критериев для этого.

В отечественном гражданском праве до принятия части второй Гражданского кодекса РФ законодательство вообще не регламентировало соотношение обязательств из неосновательного обогащения с другими требованиями о защите гражданских прав, поэтому связанная с таким соотношением проблема обсуждалась, главным образом, в плане допустимости конкуренции кондикции с другими исками, направленными на взыскание имущества. Это было продиктовано, прежде всего, потребностями практики, нуждающейся в чётких и достаточных критериях для правильной квалификации гражданских правоотношений.

В рамках допустимости перехода от одного иска к другому или возможности изменения основания иска для обеспечения наиболее полной и всесторонней защиты имущественных прав субъектов гражданских правоотношений в юридической литературе преобладала точка зрения, согласно которой конкуренция исков (предполагавшая право истца выбрать наиболее выгодный для защиты иск) не допускалась, и к кондикционному иску можно было прибегнуть лишь в том случае, когда по каким-либо причинам невозможно было для взыскания имущества у другого лица применить договорный, виндикационный или деликтный иск. В теории был выработан ряд методик выбора надлежащего иска. Одна из них, получившая определённую поддержку и распространение в правоприменительной, в том числе судебной, практике, заслуживает особого внимания ввиду наиболее полного охвата различных вариантов соотношения исков.

Согласно этой методике при квалификации спорной ситуации, вызванной необходимостью истребовать имущество у другого лица, в первую очередь, изучалась возможность предъявления договорного иска. Критерием для этого служило наличие договорной связи между приобретателем и потерпевшим, а также влияние этой связи на неосновательное получение имущественной выгоды первым от второго: если такое приобретение имущества происходило при отсутствии договора или за его рамками, предъявление договорного иска не допускалось. После этого исследовалась возможность применения виндикации. Здесь критерием традиционно и однозначно считался характер истребуемого имущества: виндицироваться может только индивидуально-определённая вещь, принадлежащая истцу на праве собственности. Если же речь шла об истребовании вещей, определённых родовыми признаками, смешавшихся с вещами приобретателя и, тем самым, перешедших в его собственность, виндикация была невозможна. Далее исследовалось наличие оснований для предъявления деликтного иска. И только если такие основания отсутствовали, допускалось при наличии определённых условий предъявить иск из неосновательного обогащения.

Риск ошибочной квалификации спорного правоотношения и вытекающего из этого неправильного формулирования искового требования существовал на каждом из перечисленных этапов, поскольку используемые критерии отграничения исков, в какой-то мере ввиду универсальности самой кондикции, были небезупречны, так как допускали множество исключений, требующих дополнительных пояснений, и оставляли открытыми многие существенные для практики вопросы. О несовершенстве используемых критериев разграничения схожих имущественных требований может свидетельствовать уже сама не снижающаяся актуальность рассматриваемой проблематики в целом. Однако особые сложности, как в теории, так и на практике, вызывало решение вопроса о соотношении кондикционного и деликтного обязательств в случае, когда причинение вреда одному лицу сопровождалось обогащением другого лица (причинителя вреда).

Для разграничения исков в данном случае предлагались различные критерии. Наиболее широкую поддержку в литературе получил такой критерий как наличие вины в действиях обогатившегося: есть вина - налицо деликтное обязательство, нет вины - возникает обязательство из неосновательного обогащения. Иногда разграничение обязательств и вытекающих из них исков предлагалось проводить по степени вины обогатившегося причинителя вреда, имея в виду, что на стороне неосновательного приобретателя не должно быть умышленной вины. В качестве искомого критерия предлагалось использовать и наличие имущественной выгоды на стороне правонарушителя, без которой невозможно неосновательное обогащение, а также наличие в действиях обогатившегося правонарушения, без чего невозможен деликт. Признавалась возможность сочетания различных критериев.

Поскольку единства взглядов по поводу отграничения обязательств из неосновательного обогащения от других имущественных требований так и не было достигнуто, их соотношение сводилось к тому, что, когда другие иски (договорный, виндикационный или деликтный) невозможно было по каким-либо причинам применить, потерпевший мог для восстановления нарушенных прав прибегнуть к кондикционному иску. Например, если вещь уничтожена или потреблена, и нельзя применить виндикационный иск, то в силу обязательства из неосновательного обогащения можно было истребовать вещь такого же рода и качества или её денежный эквивалент. То есть кондикционный иск предъявлялся, когда не было возможности воспользоваться другими исками. Но это лишь один, традиционный, аспект применения норм института неосновательного обогащения, который основан на вспомогательном и в то же время универсальном характере кондикционных требований.

Особый, универсальный характер обязательств из неосновательного обогащения был подмечен в отечественной цивилистике уже при первых попытках выявить их определяющие признаки. Ещё Г.Ф.Шершеневич указывал на следующие условия применения кондикционного иска: во-первых, обогащение одного лица за счёт другого, во-вторых, неосновательность такого обогащения. В дальнейшем этот состав признаков (иногда лишь в более развёрнутом виде) был поддержан большинством учёных и нашёл отражение во всех отечественных гражданских кодексах. Однако если исходить именно из этого состава, то выглядит очевидным, что он не находится в какой-либо связи с приведёнными выше критериями отграничения кондикционных обязательств от смежных имущественных требований. Следовательно, обязательство из неосновательного обогащения может возникнуть независимо от вины приобретателя, наличия в его действиях правонарушения и даже от характера имущества обогащения и наличия договорной связи между приобретателем и потерпевшим.

С опорой на отмеченные критерии кондикционный иск вообще не может быть отграничен от виндикационного, деликтного и договорного. Причина этого, вероятно, кроется в том, что кондикционное требование, в сравнении с другими, является требованием иного порядка. Ещё М.Гурвич в своё время заметил, что по отношению к притязаниям из причинения вреда, из нарушения вещного права или неисполнения обязательства «нормы о неосновательном обогащении являются не конкурирующими, а вспомогательными (субсидиарными), т.е. применяемыми там, где обычными средствами положения исправить нельзя». Поскольку кондикционное требование является универсальным для всех случаев, в которых одно лицо приобретает или сберегает имущество за счёт другого без правового основания, оно может претендовать на роль родового понятия по отношению ко всем требованиям возвратить имущество, приобретённое или сбережённое без достаточных оснований - требованиям к владеющему несобственнику, к причинителю вреда, к неисправному контрагенту в договоре, к участнику недействительной сделки. Для каждого из этих требований существуют специальные правила, которые установлены законом, иными правовыми актами или вытекают из существа соответствующих отношений и которые применяются приоритетно перед общими нормами о кондикционных обязательствах. Но, в свою очередь, эти общие нормы, благодаря универсальности кондикции, способны заполнить собой законодательные пробелы при отсутствии специальных правил.

Сказанное позволяет рассматривать институт неосновательного обогащения как общую часть по отношению к другим требованиям, связанным с принудительным возвратом имущества. Из этого следует, что нормы о кондикционных обязательствах могут применяться к другим институтам, если нормами этих институтов, другими законами или правовыми актами не предусмотрено иное, и иное не вытекает из существа обязательства. В современной юридической литературе эту идею высказали, в частности, А.Л.Маковский, Н.Н.Агафонова. Именно эта давно назревшая идея, к которой раньше можно было прийти не иначе как путём доктринального толкования гражданско-правовых норм, наконец впервые нашла отражение в действующем Гражданском кодексе РФ, в ст.1103, где сказано, что поскольку иное не установлено самим кодексом, другими законами или иными правовыми актами и не вытекает из существа соответствующих отношений, правила о кондикционных обязательствах, подлежат применению также к требованиям.

1) о возврате исполненного по недействительной сделке (реституция).

2) об истребовании имущества собственником из чужого незаконного владения (виндикация).

3) одной стороны в обязательстве к другой о возврате исполненного в связи с этим обязательством (договорное требование).

4) о возмещении вреда, в том числе причиненного недобросовестным поведением обогатившегося лица (деликтное требование).

Таким образом, действовавшее ранее отечественное гражданское законодательство рассматривало кондикционное обязательство как самостоятельный вид обязательств, стоящий в одном ряду с договорным, деликтным и виндикационным требованиями. Совместно с такими требованиями правила о неосновательном обогащении не использовались, и необходимой предпосылкой правильного применения норм гражданского законодательства было разграничение указанных требований от случаев неосновательного обогащения. Теперь положение изменилось: в силу ст.1103 ГК РФ институт неосновательного обогащения уже легально стал родовым понятием, так как приобрёл характер общей защитной меры, способной к применению не только самостоятельно, но и совместно с другими требованиями. Это одна из основных новелл действующего гражданского законодательства, на которой основывается новый аспект реализации кондикционных обязательств.

Прикладное значение этой новеллы состоит в следующем. В целом благодаря ей сфера применения института неосновательного обогащения значительно расширилась, а эффект от правового воздействия повысился, что даёт потерпевшему лицу дополнительную правовую защиту: он может претендовать не только на восстановление первоначального положения или на возврат имущества по какому-либо из различных имущественных требований, но и на возмещение доходов и иных приращений, которые ответчик извлёк или должен был извлечь с истребуемого имущества, уплату процентов за пользование чужими денежными средствами и т.д. в соответствии с нормами института кондикционных обязательств.

В частности, значение рассматриваемой новеллы заключается в том, что, когда на практике выбор надлежащего иска делается не в пользу кондикции, нормы института неосновательного обогащения могут применяться к указанным в ст.1103 ГК РФ правоотношениям субсидиарно, «сопровождая» (по выражению Ю.К.Толстого) их и, тем самым, восполняя законодательные пробелы правил об отдельных видах обязательств. Например, при решении вопроса о судьбе доходов, извлечённых обогатившимся из полученного (сбережённого) имущества, о затратах, понесённых им на содержание этого имущества, о последствиях его ухудшения за время нахождения у обогатившегося и др. Тем самым в какой-то мере снимается острота проблемы конкуренции исков. В какой мере она снимается.

Вытекающий из конкуренции исков выбор способа защиты основывается на практических соображениях истца. Эти соображения могут определяться либо материальной, либо процессуальной выгодностью иска (в одном случае - больше возмещение, в другом - проще доказывание). Очевидно, что в случае с кондикцией право выбора иска реализуется в виде отдания предпочтения кондикции вопреки её обычному применению по остаточному принципу. Но поскольку появилась легальная возможность субсидиарного применения норм института неосновательного обогащения, такое предпочтение кондикции теряет смысл, если оно основано лишь на её материальной выгодности: ведь можно применить (наверняка с меньшим риском получить отказ) конкурирующий с кондикцией иск, дополнив его, опираясь на ст.1103 ГК РФ, теми материально-правовыми преимуществами, которыми она обладает. То есть практическое значение конкуренции кондикционного с другими исками сохраняется лишь в плане его процессуальной выгодности.

В чём же теперь заключается соотношение иска из неосновательного обогащения с другими требованиями о взыскании имущества. Такое соотношение проявляется в двух аспектах. Первый из них состоит в применении кондикции для защиты нарушенных имущественных прав вместо других исков, когда оснований для их использования нет или их недостаточно. Возможность такого применения основана на рассмотрении кондикционного обязательства в качестве самостоятельного вида внедоговорных обязательств, возникающего между приобретателем и потерпевшим при наличии определённых законом условий. При этом, не утратив способность самостоятельного применения наряду с другими исками, кондикция, тем самым, сохранила способность в ряде случаев конкурировать с некоторыми из них (о чём далее).

Второй, новый аспект заключается в субсидиарном применении норм о кондикционных обязательствах к имущественным требованиям, перечисленным в ст.1103 ГК РФ, что, в частности, делает возможным применение иска из неосновательного обогащения совместно с другими исками. В этом случае конкуренции кондикции с другими исками нет, и институт неосновательного обогащения рассматривается как общая часть по отношению к другим, специальным, правилам, регламентирующим принудительное истребование имущества. В основе такой возможности лежит универсальный характер норм о неосновательном обогащении, а также тот факт, что выбор основного средства защиты в конкретно взятом случае сделан истцом не в пользу кондикции: либо ввиду того, что она по каким-то причинам не применима (конкуренции исков нет), либо ввиду того, что она по каким-то соображениям истца нецелесообразна (конкуренция исков была, но к моменту субсидиарного применения норм гл.60 ГК РФ она реализована).

Из сказанного следует, что оба аспекта проявляются последовательно: сначала первый - на стадии избрания надлежащего иска, затем второй - после того как выбор сделан и пал он не на кондикционный иск (очевидно, что кондикция не может применяться субсидиарно к кондикции). Данное замечание призвано исключить возможный упрёк в, казалось бы, явном противоречии: с одной стороны, конкуренция общих и специальных норм невозможна, с другой - мы всё же исходим из способности кондикции в некоторых (пусть немногочисленных) случаях конкурировать с другими исками.

Необходимо также особо обратить внимание на следующее. В ст.1103 ГК РФ буквально говорится о субсидиарном применении к реституционным, виндикационным, договорным и деликтным требованиям правил, предусмотренных главой 60 ГК РФ. Указанная глава объединяет нормы, в совокупности составляющие институт неосновательного обогащения. Вместе с тем, очевидно, что в ней содержатся различные по своему характеру и функциональному назначению нормы: одни формулируют собственно кондикционный иск, другие определяют общий порядок его применения, третьи «сопутствуют» кондикционному требованию, находя своё применение лишь при определённых условиях (например, при недобросовестности приобретателя). Следовательно, субсидиарное применение правил главы 60 далеко не всегда означает применение собственно кондикционного иска: речь может идти всего лишь о применении отдельных норм, обычно сопутствующих кондикционному требованию (например, о порядке определения стоимости подлежащего возврату имущества), либо вообще о применении требования, по своей природе не являющегося кондикционным. Последнее возможно, если исходить из позиции Ю.К.Толстого, считающего, что в п.2 ст.1104 ГК РФ «мы имеем типичный деликтный иск». Таким образом, субсидиарное применение правил, предусмотренных главой 60 ГК РФ, следует понимать достаточно широко, имея в виду субсидиарное применение не только собственно кондикционного иска, но и других отдельных норм института неосновательного обогащения, если иное не установлено кодексом, другими законами или иными правовыми актами и не вытекает из существа соответствующих отношений. Кроме того, субсидиарность тут имеется в виду как особый способ восполнения нормами главы 60 ГК РФ норм иных институтов, который основан на общей направленности восполняемых и восполняющих норм - взыскание недолжно полученной имущественной выгоды. В отличие от этого существует ещё специальный приём юридической техники, при котором законодатель, во избежание дублирования одних правил другими, создаёт отсылочные нормы. Примером может служить п.2 ст.1107 ГК РФ (начисление процентов за пользование чужими средствами на сумму неосновательного денежного обогащения). Сама данная норма применяется к некоторым указанным в ст.1103 ГК РФ требованиям субсидиарно, но упоминаемая в ней ст.395 ГК РФ применяется уже в связи с отсылкой к содержащимся в ней правилам.

Рассмотрим некоторые новые возможности реализации кондикционных обязательств совместно с требованиями, указанными в ст.1103 ГК РФ.

Требование о возврате исполненного по недействительной сделке (реституция) основано на обязанности каждой из сторон возвратить другой всё полученное по такой сделке, а в случае невозможности возвратить полученное в натуре (в том числе, когда полученное выражается в пользовании имуществом, выполненной работе или предоставленной услуге), возместить его стоимость в деньгах (п.2 ст.167 ГК РФ). Ввиду того, что нормы о реституции всегда скупо определяли конкретные последствия недействительности сделки при невозможности возврата полученного в натуре, ещё полвека назад в литературе было справедливо подмечено, что последствия недействительности сделок не укладываются в нормы, специально для них рассчитанные, они значительно разнообразнее, а потому нередко возникает необходимость определять эти последствия с учётом норм, входящих в состав других институтов. В настоящее время, рассуждая далее в этом же направлении относительно природы реституции, Д.О.Тузов приходит к интересному выводу о том, что компенсация предоставленного по недействительной сделке при невозможности его возврата в натуре (компенсационная реституция) полностью подпадает под действие норм гл.60 ГК РФ, представляя собой обязательство из неосновательного обогащения (если приобретатель добросовестен) или притязание о возмещении убытков (если недобросовестен). Что касается реституции владения (возврат индивидуально-определённой вещи, переданной по недействительной сделке), то она, по мнению данного автора, представляет собой виндикацию.

В любом случае реституцию с кондикционным требованием связывает то, что полученное по недействительной сделке есть ни что иное, как обогащение, основание которого отсутствовало (если сделка ничтожна) или отпало (если сделка признана недействительной). Однако основанием для возврата имущества будет служить специальная норма института о недействительности сделок - п.2 ст.167 ГК РФ. Нормы института кондикционных обязательств могут применяться дополнительно к реституционному требованию в следующих случаях: п.2 ст.1104 ГК РФ - для защиты имущественных интересов истребующей стороны при недостаче или ухудшении имущества; п.1 ст.1105 ГК РФ - для применения той стоимости подлежащего возврату имущества, которая существовала на момент его приобретения, а также для включения в реальный ущерб тех убытков, что были вызваны изменением стоимости имущества; п.2 ст.1105 ГК РФ - (если полученное по недействительной сделке выражалось в пользовании имуществом или в предоставленной услуге) для определения подлежащей возврату суммы по цене, существовавшей во время, когда закончилось такое пользование, и в том месте, где оно происходило; п.1 ст.1107 ГК РФ - для возмещения доходов, которые лицо извлекло или должно было извлечь из возвращаемого имущества; п.2 ст.1107 ГК РФ - для начисления процентов за пользование чужими средствами, если предметом возврата является денежная сумма. Сказанное вполне может быть распространено и на те случаи, когда требования о возврате исполненного по недействительной сделке носят конфискационный характер (ст.169, 179 ГК РФ).

Что касается конкуренции с реституционными требованиями, то теоретически она возможна у кондикции только с иском о возврате исполненного по ничтожной сделке, когда возврату подлежат деньги или родовые вещи. Однако на практике вряд ли перед истцом будет стоять выбор между указанными исками ввиду отсутствия процессуальных преимуществ первого перед вторым. Поэтому основанием иска будет норма п.2 ст.167 ГК РФ, а дополнительно к ней, в силу ст.1103 ГК РФ, могут быть применены (причём уже независимо от характера истребуемого имущества) правила гл.60 ГК РФ, если иное не вытекает из существа соответствующих отношений.

Сформулированный в ст.301 ГК РФ иск об истребовании имущества из чужого незаконного владения (виндикация) отличается от требования из неосновательного обогащения, как уже указывалось, характером истребуемого имущества: при виндикации могут быть истребованы только сохранившиеся в натуре индивидуально-определённые вещи, при кондикции - вещи, определённые родовыми признаками. Данное правило основано на том, что в одном случае не происходит перехода права собственности (или иного правового титула), что предопределяет вещно-правовой характер защиты, то есть возможность применения виндикации, а в другом - происходит, что исключает виндикационное требование, но допускает обязательственно-правовой иск из неосновательного обогащения. В отдельных случаях разграничительными признаком данных исков может служить наличие или отсутствие имущественной выгоды на стороне приобретателя: с помощью кондикционного иска взыскивается имущественная выгода, полученная приобретателем безвозмездно (он приобрёл то, на что ничего не потратил, или сберёг то, что должен был потратить), виндицироваться может имущество, приобретённое ответчиком как возмездно (например, куплено), так и безвозмездно (получено в дар, найдено). Сходство данных требований заключается в том, что оба они принадлежат к числу внедоговорных; могут быть предъявлены к лицу, оказавшемуся в положении ответчика в результате как добросовестного, так и  недобросовестного поведения; в обоих случаях при определении объёма взыскания во внимание принимается имущественная сфера ответчика, а не истца; наконец, в обоих случаях истребуется имущество от незаконного владельца. Характеристика владения как незаконного в данном случае может потребовать некоторого пояснения: если при виндикации всё ясно (имущество истребуется из чужого незаконного владения самим собственником), то в случае с кондикцией имущество истребуется у приобретателя, ставшего его собственником, что предполагает законность владения. Здесь нужно просто иметь в виду, что приобретатель стал собственником без законного основания, что позволяет называть его незаконным владельцем.

Несмотря на то, что виндикационный иск никогда не конкурирует с кондикцией, при его предъявлении, благодаря норме ст.1103 ГК РФ, субсидиарно могут применяться правила ст.1108 ГК РФ: об истребовании приобретателем понесённых им затрат на имущество, об утрате права на такое возмещение затрат, о целевой направленности и характере затрат (необходимых и направленных на содержание и сохранение имущества), о зачёте полученных приобретателем выгод при истребовании затрат. Нормы главы 60 ГК РФ могут также сопровождать виндикационное требование при осуществлении расчётов по доходам (п.1 ст.1107 ГК РФ), при ухудшении состояния взыскиваемого имущества (п.2 ст.1104 ГК РФ).

Применение правил об обязательствах из неосновательного обогащения к требованиям одной стороны в обязательстве к другой стороне о возврате исполненного в связи с этим обязательством может вызвать затруднения в связи с тем, что стороны, связанные между собой обязательством (в том числе договорным) для истребования исполненного по этому обязательству (договору) должны использовать нормы, регулирующие это обязательство, которые никак, казалось бы, не должны соотноситься с требованиями из неосновательного обогащения. Однако здесь необходимо учесть следующее. Во-первых, ещё римское право к числу обязательств из неосновательного обогащения относило требования о возврате предоставления, цель которого не осуществилась (condictio ob rem dati). По мнению Ю.К. Толстого, именно на подобные случаи и рассчитано правило п.3 ст.1103 ГК РФ. Во-вторых, следует иметь в виду, что в рассматриваемой норме речь идёт о возврате исполненного «в связи» с обязательством, но не «на основании» его. Показательным здесь будет следующий пример, приведённый в Обзоре практики Высшего Арбитражного Суда РФ.

Между истцом (арендатором) и ответчиком (арендодателем) был заключён договор аренды нежилого помещения. По договору истец обязался ежемесячно возмещать ответчику фактически понесённые расходы по обеспечению теплоэнергией, которые оплачивались в составе арендной платы на основании счетов, предъявляемых ответчиком. Однако ответчик включал в расчёт ряд отчислений, не предусмотренных договором, в связи с чем арендатор на основании ст.1102 ГК обратился с иском о возврате излишне уплаченных денежных средств, как неосновательно полученных ответчиком. Арбитражный суд первой и апелляционной инстанций удовлетворил требования истца, сославшись на норму п.3 ст.1103 ГК РФ. Оплата была произведена в связи с договором, но не в соответствии с ним, так как договором не предусматривалась обязанность арендатора возмещать включённые в счёт расходы. Поскольку особых правил о возврате излишне уплаченных по договору аренды сумм законодательство не предусматривает и из существа рассматриваемых отношений невозможность применения правил о неосновательном обогащении не вытекает, суд обоснованно руководствовался положениями ст.1102 ГК РФ.

При такой трактовке п.3 ст.1103 ГК РФ возникает ряд вопросов. Прежде всего, формулировка суда «в связи с договором, но не на основании его» представляется сомнительной с точки зрения словоупотребления - может ли быть связь, если нет основания? Ввиду этого, сама легальная редакция нормы требует некоторого уточнения: «в связи» это всё-таки в рамках договора или за его пределами? Промежуточное толкование здесь вряд ли допустимо с точки зрения юридической значимости. Судя по содержанию приведённого решения суд склонен относить полученное «в связи» с договором к приобретению за рамками договора. Скорее всего это правильно, так как введением п.3 ст.1103 ГК РФ законодатель, возможно, хотел исключить сомнения истца по поводу выбора иска, подвигнув его к применению кондикции, поскольку любое обогащение вне договора (хоть в связи, хоть не в связи с ним) порождает возможность предъявления внедоговорного требования (в том числе кондикционного). К сожалению, высшие судебные инстанции пока не дали официальных разъяснений по данным вопросам, что на практике может вызвать разночтения.

Соотношение института неосновательного обогащения с требованием о возмещении вреда является, пожалуй, наиболее многогранным, что объясняется схожестью регламентируемых ими правоотношений. Связанная с этим соотношением проблема может возникнуть, когда причинение вреда сопровождается обогащением причинителя за счёт потерпевшего (например, при хищении денег). Если раньше она решалась путём разграничения соответствующих исков с помощью различных критериев, то теперь, в силу п.4 ст.1103 ГК РФ, появилась возможность их совместного применения. Для практики представляет особый интерес получающее всё большую поддержку позиция о возможности конкуренции указанных требований. Ввиду того, что кондикционное и деликтное обязательства могут порождаться одним и тем же фактом (например, при хищении денег), в литературе высказывались мнения (как ранее, так и сейчас) о возможности кредитора по своему выбору предъявить деликтный или кондикционный иск, в зависимости от того, какой из них выгодней для него, исходя из конкретных обстоятельств.

Институт обязательств из неосновательного обогащения не предусматривает общего принципа полного возмещения вреда, как это имеет место в деликтных обязательствах (п.1 ст.1064 ГК). Однако норма п.1 ст.1105 ГК, требующая возмещения стоимости имущества независимо от того, какую выгоду получил приобретатель, аналогично указанному принципу стремится максимально защитить интересы потерпевшего.

Если вред причинён изъятием имущества, потерпевший может предъявить кондикционный иск, который способен дать некоторые преимущества.

- возврат имущества производится независимо от наличия чьей-либо вины в его отчуждении.

- при определении суммы возмещения суд не вправе уменьшить её, учитывая вину потерпевшего и имущественное положение приобретателя (как в ст.1083 ГК).

По выражению А.Л. Маковского, правила ст.1103 ГК РФ означают признание существования в гражданском праве наряду с «генеральным деликтом» во многом ещё более «генеральной кондикции». Возлагая на лицо обязанность возвратить всё то, что ему не принадлежит по праву, и никак не связывая эту обязанность с его правонарушением или виной, такое генеральное обязательство выражает один из основополагающих нравственных постулатов гражданского права, который можно выразить двумя словами: «верни чужое».

Таким образом, не вызывает сомнений, что нововведение, установленное в ст.1103 ГК РФ, разрешит ряд старых споров, связанных с конкуренцией исков и возможностью применения в некоторых случаях иска из неосновательного обогащения вместо других имущественных исков. Но, вместе с тем представляется несколько поспешным вывод К.Б.Ярошенко о том, что статья 1103 ГК РФ, впервые решив вопрос о соотношении требований о возврате неосновательного обогащения с другими требованиями, положила конец спорам по этому поводу. Данное нововведение вполне способно породить и уже порождает новые вопросы о соотношении общих правил института неосновательного обогащения и специальных правил, установленных для различных случаев незаконного получения чужого имущества. Поэтому скорее статью 1103 ГК РФ следует рассматривать лишь как очередной существенный шаг (после придания кондикционным обязательствам статуса самостоятельного вида обязательств) на пути решения обозначенной проблемы, как  чёткий контур нового аспекта реализации обязательств из неосновательного обогащения.